За годы работы в газете  я написала сотни очерков о фронтовиках. Их судьбы могли бы стать канвой книги о поколении закаленных войной людей, моих земляков-бековчан. Листая страницы старых газет, вспоминаю детали: выражение глаз, волнение, слезы, твердеющие на щеках желваки. Вот и эту фразу Николай Иванович Гордеев в разговоре со мной повторил не раз. Кавалер ордена Красной звезды два года бил врага без передышки.

Сегодня он навеки записан в Бессмертный полк, и накануне славного юбилея Победы мы вправе вспомнить имя солдата, одного из тех, кто своим ратным трудом приближал для потомков этот светлый день.

После девятилетки Колька Гордеев подался в Саратов. В педагогическом с удовольствием брали спортивных юношей, которые могли бы постоять за честь училища. Девиз «Готов к труду и обороне!» здесь был очень актуален.

Годы учебы пролетели быстро. Получив диплом, молодой педагог отправился по направлению в село Кистендей. Только привык к обстановке, освоился, подружился с учениками, как пришла Николаю повестка из военного комиссариата.

Перед кабинетом военкома было многолюдно. В очереди на беседу сидели его сверстники, уже успевшие получить какую-нибудь профессию, и тихо переговаривались. Неужели война скоро, наверное, думал каждый, но вслух это слово никто произнести не решался: ОСОБисты не дремали, за подобные разговорчики запросто могли привлечь как паникеров.

-Ну что, парень, военным стать хочешь? – дружески хлопнул Николая по плечу офицер.

-Да я как-то не задумывался об этом, - пожал плечами парень. – А кому это надо?

- Родине надо! – жестко отрубил военком.

Гордеева направили в Урюпинск. В тот год военное училище приняло два потока по тысяче человек в каждом. Курсантов обучали по ускоренной программе. 10 мая 1941 года в звании лейтенанта Николай отправился к месту службы - в Белорусский военный округ, где принял отдельный саперный батальон, который вскоре переименовали в пехотный.

Всем уже было понятно, что война неминуема, и каждый прожитый день только усиливал тревожные ожидания.

22 июня на рассвете их разбудил гул самолетов. Бомбили и с воздуха, и с земли. Батальон был расквартирован в небольшом городе Лида, что в сорока километрах от Гродно. В считанные часы от него остались дымящиеся развалины. Начались долгие месяцы оборонительных боев.

-Мы заняли старые позиции близ станции Негорелово, - рассказывал фронтовик. – Пехотинцы прикрывали отход группы войск. 24 июня ранило: пуля пробила мне левую руку. Но молодость брала своё, мне было всего двадцать, пальцы двигались, значит, кость не задета. Сестричка наложила повязку, и я снова встал в строй.

Разведка у немцев работала четко. Высший комсостав носил кожанки с ромбами. Переодетые фрицы вели активную диверсионную работу, стараясь посеять в войсках панику. Словом, пользовались неразберихой при отступлении. Появлялся такой «чин» и давал указание, где следует занять позиции. А через два-три часа лупил по ним со всех орудий. Потери были большие. Полковой писарь пачками выписывал похоронки. Каждую неделю батальон Гордеева получал подкрепление в виде новобранцев.

В Главной ставке вовремя сориентировались, и в войска ушел приказ Сталина: к чужакам относиться настороженно, приказов посторонних лиц не выполнять. Да и солдаты научились отличать шпионов, многих расстреливали на месте.

С горечью вспоминал ветеран, как армия отступала, оставляя родную землю врагу.

- Воевали мы тогда не умением, а числом: на целую роту приходился один автомат, винтовок, и тех не хватало?! После боя соберем трофеи, смотрим, кому оружие дать…А ты говоришь, драпали.

В первые дни войны били нас жестоко. А почему? Принимаю пополнение, в строю сплошь деревня, от сохи ребятки, оружия в глаза не видели. А на войне стрелять надо не в молоко, да и в рукопашную не раз идти приходилось. Думаешь, легко в живого, пусть и немца, стрелять?

Другое дело студенты из вузов с военной кафедрой. У них хорошая подготовка была. Помню, прислали «юристов» с третьего курса. Ребята быстро освоились, и такие «приговоры» немцам выписывали! Рисковые были парни, и полегло их немало.

Николай Иванович Гордеев воевал на Первом Белорусском, Юго-Западном, Брянском, Центральном фронтах. Одиннадцать месяцев тяжелых, изматывающих боев. И только в сорок втором стало легче. Зима в России стояла студеная. Привыкшие воевать с комфортом, немцы часто пережидали непогоду, квартируя в населенных пунктах. А русского Ивана мороз, наоборот, бодрил. Замерзнет, свернет самокрутку, насыплет из кисета табачку, затянется глубоко и выдохнет вместе с дымом: «Врешь, холера, не видать тебе Москвы, не мыть в Волге сапог!»

Дух армии тогда подняла «Катюша».

- Ударит термическими снарядами, и снова место дислокации меняет, появляясь там, где её не ждут. Фрицы называли эту установку чумой, - рассказывал Николай Иванович. –Когда мои ребята поняли, что «непобедимая» армия Гитлера уязвима, наступил перелом и в их сознании. Мы стали воевать осмысленно.

На Орловском направлении немцы сосредоточили большие силы, надеясь отквитаться за поражение группы армий «Центр». Бои были жаркими. Мценск трижды переходил из рук в руки. 76-миллиметровые пушки таскали лошадями, животных было невозможно удержать на месте, а приказ полагалось выполнить любой ценой: бить по позициям противника прямой наводкой. Комбат приказал выпрячь лошадей. Солдаты молча подставили плечи под тяжелую станину. Гордеев встал рядом. Так и выбили фрицев из укрепленных огневых точек. В пылу боя лейтенант упустил момент, когда враг зашел слева и шарахнул по батальону из минометов. Последнее, что увидел в тот день Николай, это деревья, которые рванули ввысь и сомкнулись кронами. Стало темно и тихо.

Ранение было тяжелым. Осколки задели позвоночник, попали в голову, поразив зрительный нерв. Комбата представили к награде. Орден Красной звезды ветеран всю жизнь хранил как самую дорогую реликвию.

Война для Гордеева тогда закончилась, но даже спустя много лет комбат ходил в атаку по ночам, прикрывая своих «желторотиков» от нечаянной смерти, развивая в них инстинкт самосохранения, учил их воевать. А те, кто вернулся с фронта, смогли поведать потомкам, какой она была – Великая, Отечественная…

Автор Ольга Сокова.